Я хочу сделать фильм. У меня есть забавная история для этого. Представь себе осенний город, у которого, в недавнем прошлом, дождь. Черно-белые краски. Видимо ноябрь. Камера плывет несколько секунд по ногам людей, мужчин и женщин; потом берет выше - ловит вспышку солнца, верхушки голых деревьев и, наконец, упирается  в спину мужчины, идущего не спеша, ровно. Добротный серый плащ, черные брюки и ботинки. Камера берет его профиль и держит, не отпуская, слева, от маковки до пояса. Мимо мелькают дома, деревья, движутся люди. В какой-то момент мужчина притормаживает, жестами курильщика хлопает себя по карманам, и в объектив попадает расположившаяся на дальнем плане - в скверике, троица полубомжистого типа. Лицо мужчины в черном расплывается и становится отчетливо видно, что ребята с утра хорошо дерябнули. Они полны жизненной энергии и рады общению. Двое из троих стоят спиной к камере, но один, как раз секунду назад завладевший вниманием приятелей, поднял вверх указательный палец и значительно закашлялся, явно собираясь сказать что-то важное. И объектив, соблазненный фактурой этого славного парня, оставляет своего первого героя, уже успевшего и прикурить и шагнуть дальше. Камера крупно берет рыхлое лицо рассказчика и тот, словно почувствовав неповторимость момента, начинает.
       - А вот это, ребята, не анекдот. Это быль. Проверенный факт, так сказать. Все вы что-то знаете об Африке. Ну, это заселенный неграми и диким зверьем континент, очертаниями напоминающий треугольник.
       Так вот, наша история произошла на самом, что ни на есть африканском побережье. На берегу залива, в том месте, где на картах обозначен экватор, в бамбуковой хижине жили-были два бегемота. Вы меня спросите, что же они делали на океанском берегу, вдали от джунглей с теплыми болотами, от крутобоких бегемотих и сочной травы? Ответ до смешного прост.
       Так сложилось, что бегемоты терпеть не могли охотников. Нет-нет, с людьми вообще они были в хороших отношениях, но охотники... Что-то уж слишком много их разбрелось по привольным африканским лесам.
       В общем, бегемоты поживали себе на берегу в полном одиночестве. Кстати - это не была парочка по принципу “мальчик-девочка”. Бегемоты были парнями. Нет-нет, ничего гомосексуального! Вы, конечно, слыхали, ребята, о таком понятии, как “мужская дружба”. Это был как раз тот самый случай. Один бегемот был боевитого толка парень, с огнем в глазах и горячей кровью под толстой кожицей. Имя ему было - Тамм. Другой, как это часто бывает, имел совсем иной характер. Он читал книги, и в его уголку ладной стопочкой лежали любовные ромашки в дешевых переплетах. Весь в мечтах, Мотт был куда интеллектуальней и чувствительней своего приятеля. И если б летним вечером в час небывалого по красоте заката, он не выглянул бы в окошко, я, ребята, сейчас рассказывал бы вам какой-нибудь сальный анекдотец, а не эту правдивую историю. Я специально отметил, что дело было летом, а не зимой. Соль в том, что  зимы  в  Африке  как  таковой  не  получается.  Как зарядит в один прекрасный день дождь, так и льет неделю за неделей. Африканцы ждут снега. Они приготовили коньки  и  лыжи.  Но  тщетно.  Дождь  не  перестает.  В  такую погоду бегемоты сидели в своей хижине, и занимались тем, что играли в кости. И, скажу я вам, Тамм, так хитро наловчился швырять эти пластиковые квадратики, что редко когда выпадало меньше девяти. Романтик Мотт все больше мечтал, - о лете, о рыбалке, о поездке на родное болото к сестре и матушке, - был рассеян, и не слишком расстраивался очередному проигрышу.
       Но я отвлекся. Наша история происходила, как я уже говорил, погожим летом, когда после рыбалки (а бегемоты солили и коптили акульи плавники на зиму) и домашних дел (а их тоже хватало), в час, когда красно солнышко наполовину спряталось за линией горизонта, Мотт, наш мечтательный друг, оглядывавший привычную гладь моря, вдруг поперхнулся сочной лианой. Кашлянул и тут же удивленно вскрикнул. И, скажу вам, было чему удивиться, друзья. Далеко-далеко, у самого горизонта, слева от плавно уходящего на морское дно, солнца, виднелся корабль, настоящий фрегат.
       Мотт задохнулся от восторга и поскорее кликнул Тамма. Тот, нехотя оторвавшись от рыболовной сети, которую лично латал, ленивенько подошел к окну и замер, настежь раскрыв пасть.
      - Матка бозка - выдохнул он. Потом вздохнул и со всех лап кинулся на берег.
       А было это все в те стародавние времена, когда никто слыхом не слыхивал ни о паровозах, ни о рок-н-рольных командах, а по морю ходили либо босиком, либо под парусом, что укреплялся на высоких сосновых мачтах. В самом деле, на горизонте виднелось таинственно освещенное судно. И все бы ничего, но вот паруса у этого судна были неестественно - багряного цвета.
       Подивившись этому обстоятельству, бегемоты, тем не менее, списали все это на закат и, так как солнце все-таки село, помолившись, легли спать.
       Каково же было их изумление, когда, выбежав рано по утру на зарядку, они увидели тот самый громадный корабль стоящим на якоре в ближайшей бухте, и паруса у корабля были ярко-красного, я бы даже сказал - алого цвета.
       - Как у Грина - воскликнул порывистый Мотт. Тамм косо глянул на него, но и он не сумел сдержать восхищенного вздоха.
       Они схватили рыбачью лодку и так славно налегли на весла, что скоро оказались у правого борта чудесного корабля. С трудом, взобравшись по веревочной лестнице, ступили на палубу.
       На всей громадной посудине было лишь два человека. Он и Она. Юноша и Девушка.
       Она. Глаза и губы. Ее ресницам, коже и профилю позавидовала бы любая сюпи-стар, и Грета Гарбо, и Любовь Орлова. Одета была во что-то розовое и легкое.
       Парень был и высок, и крепок. Ямочки во всех необходимых местах - на подбородке и обеих щеках. Темные, коротко стриженые волосы. Громадные кожаные сапоги. Фиолетовый камзол. Шелковая рубашка, через открытый ворот которой виднелась волосатая грудь, казалась даже белей лица его спутницы. Словом, франт, да и только.
       Хозяева судна обрадовались толстокожим гостям. А бегемоты, которые больше трех лет никого, считая охотников, не встречали, позвали милую пару к себе на чашку чая, рыбку и зелень. Девушка и парень благосклонно приняли предложение бегемотов. Спустя два часа за круглым деревянным столом, супротив взволнованно сербающих крепкий чай бегемотов, сидели и прекрасная  девушка,  и   шикарный  юноша.  Поначалу  вели  разговоры.  Говорили о том, о сем, о море, о кораблях, о том, откуда и куда, о штилях и штормах, о течениях и о компасе.
       Как-то сама собой на столе появилась колода карт, и вот уже красавец парень раз за разом оставлял в дураках то одного, то другого хозяина хижины. Очень скоро бегемотам стало скучно и Тамм, даром, что был азартен, елейным голоском заметил, что карты - ерунда, а “дурак” - случайность, что настоящее искусство - к примеру, кости - способно противостоять глупому случаю, и что он, Тамм, готов поставить на кон ларец розового дерева, полный черно-белого жемчуга и бриллиантов. Молодой человек причмокнул губами и, решительно кивнув, молвил: “Моя ставка - мексиканское золото”.
       Соперники ударили по рукам. И шикарный парень выкинул “два-три”, когда у Тамма вышло “шесть-четыре”. Парень содрал камзол и бросил его на пол. И тут же взялся кидать кости снова, закричав, что живо отыграется, а против золотой казны он ставит корабль. Бегемоты ничего против этого не имели. А парень проиграл и корабль. Лицо его пошло пятнами. Он страшно нервничал и поставил против корабля последнее, что у него было - девушку. И опять проиграл.
       Как вы все понимаете, в воздухе запахло какой-то грустью. Что-то нужно было предпринимать. Тогда Мотт, тот, что читал книги, и в частности одолел почти всего Байрона, наклонясь к своему удачливому собрату, стал ему на ухо что-то выговаривать. Вследствие пяти минут шептаний, удачливый Тамм согласно кивнул своей продолговатой мордой, и обратясь к юноше, тихо, но отчетливо произнес:
      - Ну-у, мы ж не изверги какие. Мы, конечно, вернем тебе девушку. Вернем тебе, даже, какую-то часть денег. Отдадим тебе и твоей подруге эту хижину, нашу лодку и весь запас вяленой рыбы. Но корабль... Корабль мы оставляем себе. Дело в том, что мы давно мечтали посмотреть мир. Мне говорили, что он прекрасен. Да и себя людям показать - большое дело.
       Парень же был счастлив, и глупо улыбаясь, только часто-часто кивал головой и чмокал в щеку вновь обретенную красавицу.
       На следующее утро бегемоты встали пораньше и, поставив паруса, взяли курс на север, в Европу, о которой они так много слышали прежде. Ветер был попутный, течения не решались сопротивляться быстрому бегу парусника, и неделю спустя бегемоты достигли Гибралтара. Дальнейшая судьба фрегата с парусами причудливой расцветки неизвестна. О бегемотах тоже информация невелика.
       По некоторым источникам, их видели в Кале и Ливерпуле. Другие говорят, что они достигли Амстердама, где всерьез увлеклись травой и местными красотками. Есть версия, что наши друзья побывали в Осло, Новгороде и Дублине, собирая местные легенды.
       Впрочем, это-то не главное. Главное же - то, что прекрасный юноша и красавица девушка, оказавшиеся в хижине на берегу залива, провели остаток дней именно там, где их оставили бегемоты. Они жили в любви и согласии счастливо и долго. А после взяли да и умерли в один и тот же день.
       Рассказчик перевел дух и радостно улыбнулся.
      - Все, вроде. Вот.
       Нужно заметить, что во время его рассказа о бегемотах кроме мультипликационно снятых иллюстраций к сюжету, надобно запечатлеть то удивленные, то восхищенные лица  его  собеседников.  Восторг  и  негодование, недоверие и радость должны быть тонко и аккуратно вплетены в художественную ткань фильма. Когда парень сказал: “Вроде все” и, недружелюбно косясь на объектив, отхлебнул из пивной бутылки, камера вдруг опомнилась, что фильм-то не о бегемотах, а совсем об ином, об осеннем городе; камера заметалась из стороны в сторону в надеже найти зрачком того мужчину, что имел плащ, ботинки и брюки, того, что шел не спеша, что прикуривал и был неразумно оставлен ради колоритного вожака троицы. Камера опять хватает куски неба, плутает меж ботинок и лиц горожан, ищет героя.
       Есть два варианта конца этой истории.
       Либо находит она его.
       Либо нет.