АЛЕКСЕЙ САШИН
П Е Т Е Р Б У Р Г
 

Очень долгий поцелуй. Горячая кожа лиц. 
Наконец оба шумно вздыхают.
Она: - А дальше что?
Он: - А что?
Косо падают редкие капли. Она сладко потягивается и зевает, прикрыв размазанную помаду ладошкой.  Он напряжен, потому что и сам не знает, что ему делать дальше. 
Он: - Ты такая... Я куплю черно-белой пленки и буду тебя снимать. Много. Ты просто чудо, знаешь?
Она: - Ты что? Ты что? Лучше... иди сюда. 
Целуются. Долго, словно ставя рекорд. Минута, другая. То она, то он, открывая глаза, видят перед собой дрожащие волосы над ушами. 
Желтые тучи. Серые тени. Оба, задыхаясь, начинают хрюкать, и, наконец, оторвавшись, друг от друга, хохочут. А дождь, точно этого ждал, облегченно грохнув и сверкнув, полил крупно и широко.
Она - в ситцевом платье чуть выше колен, и он - в джинсах и легкой рубашке без рукавов, забившись в стеклянную будку, глядят через заплывшее стекло на черную реку. Тут - синим, мигнули фары - к остановке, шурша, подкатил троллейбус.
Она и он, рванули по лужам к светящейся изнутри коробке салона. Он добежал первым и, обернувшись, протянул ладонь.  
- Давай!
Она схватилась за поручень, шагнула на ступень и коснулась его руки. Электрический щелчок заставил их отдернуть ладони. Они посмотрели друг на друга, и снова взялись за руки. Он, стоя на ступенях, потянулся к ее губам.
- Ну, вы шо?.. Возлюбельная пара... Двери вже закрыть надо! - заявил в микрофон - судя по изломанному говору - украинец-шофер, и две старухи, голубями жавшиеся на переднем сидении, разом оглянулись. Оценив обстановку, вернулись к проблеме смены правительства и понижения в этой связи пенсий.

           Залитые водой, стекла едва проницаемы. Свет только от автомобильных фар.
           - Что это от тебя током бьет? - рассматривая серую набережную, бормочет она.
- Нет, нет. Ты не поняла. Это любовь.
 
 

*