Все, что написано ниже, действительно произошло. Не с автором, но с реально живущим человеком. 
Глава 1

Где ирония и где фортуна!
Обьясните мне, братья и сестры во Христе, где ирония, а где фортуна? Жил я довольно скучно. Была у меня не важно какая работа, не важно где. Не потому не говорю вам, дорогие мои, что стесняюсь страниц судьбы собственной, а потому, что взаправду не важно это. Наберитесь малой толики терпения, и согласитесь со мной, но позже. Ибо не будет в рассказе моем никакого малюсенького смысла даже, если согласитесь со мной сейчас. Ибо означать ваше немедленное согласие будет лишь одно для меня. Вы знаете что важно, а что нет, не подвергнувшись откровению отца нашего Будды, так, как подвернулся, то есть подвергнулся  этому откровению я. И это будет значить, что не найдется в вашем сердце места для моей истории. И будет это великой для меня печалью, ибо же единственный смысл ее, я вижу только в рассказе ее вам. 
Да, вы уже заметили, я надеюсь, что в речи моей нет четкости, также, как и во рту некоторых зубов. Не спешите с выводами! Пуще прежнего заклинаю вас именем пророка - не торопитесь. Факты эти суть Альфа и Омега моего нынешнего к вниманию вашему дерзновенного обращения.
Пятница была. Был вечер. Многих, и я не исключение, тревожит порой томление в груди. Нет ему названия. Не дам я имени ему, не имею на то власти. Но, уверен, приходит оно и к вам, успешным и не успешным. Ибо в этом мы равны.
Спрятаться от него нельзя, настигнет где захочет. И был у меня нехитрый способ, согласно возможностям моим небогатым, не то, чтоб бороться с ним –нет, а так играть в прятки. Брал я в пятницу бутылочку пива...Да-да, не томик ветхий, не слово божье, для коих были у меня дни другие, а бутылочку пива. и шел себе на скамейку тенистую. Старее чем сейчас, был я тогда. Имел смерд пристастия наивные. На привычки осмеливался. Потягивал я по пятницам пиво и смотрел по сторонам. Оно ко мне –томление – а я от него. И скоро нет меня. Да. Много видел чего, но больше не понимал. 
И ведь ни чем абсолютно эта Пятница из других пятниц не выделялась. Знамениев никаких, точно помню - не было. Я, грешным делом, после тех событий сомниваться стал во многом, и, не стану кривить, у раввина местного даже интересовался - не приходиться на то число, какой-нибудь праздник? - Нет. Ничего такого. Котятами разве что, благополучно разрешился кот его сестры от неизвестной болезни. Но это ж не знамение и не праздник. Это элементарная половая неопытность. Старая в общем-то история,- думали кот, оказалось -кошка. В этом и избранный народ ошибиться может. Обычное дело. Разве ж в этом есть какой конфликт ментального с материальным? Никакого. Вот в том, что сестра у раввина православная - конфликт есть. Историко-этнографический. Не более того! И я бы, кстати, не стал на вашем месте искать какие-то параллели между конфессиональной принадлежностью, национальностью, и неспособностью увидеть первичные половые признаки. Если бы у вас, не дай вам ваш бог, как у сестры раввина, тоже сын был хорезматом... если б видела ваша страждущая православная душа, что плоть от плоти вашей творит, обращаясь и имени божьему, я вам так скажу - не до котов вам бы было.
Сиротой ведь сынок ходит по этому миру при живой-то матери и отце-интеллектуале. Муж то у сестры раввина - эрудит, умница. Буддист одним словом. Поездил по свету, повидал всего, домой вернулся - жена православная, сын хорезмат. Такие дела.
И вот странное дело. Ничего бы этого я не знал, коли б не какой-то милиционер. Кто бы мог подумать. А еще говорят про них всякое. Он ведь подошел ко мне, и со всего размаха мне по лицу сапогом. Прямо вот размахнулся и зубы-то мои с тех пор гуляют. Вот порой думаю я: с чего он это? Может его обидел кто? Может он однолюб, например, а девушка его, с которой он со школы дружил вышла замуж за иностранца и уехала? Ну ведь бывают такие случаи. Воистину неисповедимы пути твои.
Ну до сих пор, я так ничего и не надумал про это. Хорошо помню, что был он не один, и были они не то чтоб пьяные, а просто немного приняли. Он меня еще побил сапогами, а потом его остальные оттащили. 
Там был один, который собственно и оттащил, он сразу видно с добрым сердцем человек. Подошел ко мне, так с настоящим участием, и с каким-то извинением даже  в голосе спросил, ничего, мол я?
Поймите правильно - не сильно умный я человек. Меня, конечно, случаи бывали, били. Но тут я почему-то первый раз в жизни набрался смелости сказать  ...  одну глупость. Не говорите ее никогда, я вас заклинаю. Заклинаю вас  в здравом уме, и в твердой памяти, я сказал ... мне тяжело это повторить, поймите правильно. Никогда не богохульствуйте. Никогда. Я сказал : “ Я ПОДАМ НА ВАС В СУД.”
Где ирония, а где фортуна, братья мои и сестры? Мне дали восемь лет. Никаких шуток господа. Клянусь всем, что есть у меня в душе, клянусь верой и отсутсвием таковой. Здоровьем и оставшимися годами жизни. Всем. Восемь лет без всяких шуток, братья и сестры. Да, я не выгляжу старым, поелику не огромен мой возраст. Мне нет еще и тридцати. И случиловь это не в 37, а в 97. Помолчим...
Возрадуемся же ныне, воспоем хвалу и преломим хлеб. Где ирония, а где фортуна? Следующим утром, без зубов, но свежевыбритый, шел я на свою неинтересную работу, а меня уже ждали. Кто-то видел меня в этом Вавилоне, и кто-то знал, где меня искать. Десять миллионов живет вокруг меня в радиусе пятидесяти километров. Где ирония ? Меня узнали. Что с того, что я шел на работу в субботу? Хотя... Приличные люди по субботам не работают. Где фортуна? Вопию я в пустыне своей : “Где фортуна? Где ирония?” Небеса Внутреннего космоса удостоили меня ответом : “ В ...”, впрочем, не стану искушать вас. Ищите сами. Ибо сказано: “Ищите и обрящите.” Ищите и сподобитесь. Только не пройдите мимо. Умоляю вас. 
Странно все в нашей жизни. Что движется куда? Хороший человек взял меня под локоть, поздоровался, попросил проехать. Что-то неважное, не нужное для меня всплывает из ямы памяти. Следствие, почти слепые понятые. Они видели, мою окровавленную одежду. Мистика. Смешные, недалекие люди, измученные астигматизмом. Они видели, следователи - нет. Подверженные многим страстям мои бывшие сослуживцы думали, что я уходил с работы в ту пятницу в зубах, а на самом деле, я их оставил где-то там, может даже быть, что и в курилке. Без них я уходил, без них. Да и вообще, были ли зубы? Схоластика, друзья мои, схоластика. 
Мой несовершенный образ заставил сойтись в битве у горы Магеддон, право же не знаю кого. Судья, наверно думал, что будет жить вечно, или был атеистом. Да и вообще, сколькие души загубил я своей  той фразой про суд? Где ирония а где фортуна?
Смотрите на меня - я исчадие. Я напал на милиционера при исполнении. Правда.
 Врач в поликлинике нашел у него царапину на лбу и на спине. Хотя, странное дело, следов ударов, не нашел. Слабый человек. Ему наверное был неприятен чем-то испуганный, поддатый милиционер поздно ночью. Он не отнесся к нему со всем вниманием. А ведь клялся в помощи людям наверняка.Пожалеем о нем, друзья мои ибо слаб он в недоверии своем к чужим словам. Вот судья- судья силен. Воспоем хвалу ему . Он достоин ее в своей смелости. Только такие, по всей видимости бессмертные люди, достойны. Они могут судить. Они способны.
И не про то я заговорил, что со мной было, а про то, что со мной стало. Я не трогал никого. Никому не был интересен, не совершал никаких геройств и подвигов веры, но мне было дано откровение, я стал искушением многих людей, и обрел право говорить. ибо не скучно живу я. Ибо знаю, что все окружает нас везде, и все внутри нас. Молитесь своему богу и ничего не говорите милиционеру. Не пугайте его. А все остальное даст вам ваш бог и вера. Пусть даже вы верите в торсионные поля. Где ирония? Где фортуна?

Глава 2 

Итак, провидению угодно было. Что я? – ерунда, пыль, на сапогах истории.  Чему я? Почему я? – разным людям приходит в голову подобная чушь. Может не всем, но не мне, рабу божьему одному, подобное наказанье.
Вернулся я домой, отсидев приличную толику. Зашел в квартиру, взглянул на пыль. – Часто, часто виделась мне эта картина, написанная в черном туманном свете. Открываю дверь – а там пыль. На полу, на немногих книгах, на старом, с детских лет моей бабушки оставшемся пианино. Положил на пол сумку. И все…
Дальше никаких идей в бедной моей голове не возникло. И лег я, друзья мои на пол. Прям где стоял, там и лег. Взглянул на потолок, как на безграничное небо и так мне стало хорошо, что даже ни одна комариным гудением мысль не лезет в безгранично пустое пространство расстилающейся передо мной перспективы.
И все же, и все же. Всю жизнь не пролежишь, как бы хорошо тебе не было. И пошел я в ванную, как  евреи в земли иудейские. 
Довольно большой обмылок, лежавший над раковиной еще мылился. Маленькие радости удивления, это все, что по большому счету нужно нам в наших днях. Много лет назад, оставив его на этом самом месте думал ли я о нем? Заметил  ли я его? –Нисколько. А вот подиж ты. Чуть не слезы наворачивались на глаза. А может и наворачивались без всякого чуть, смешиваясь с мыльной водой. 
Потярял я счет времени и всякое ощущение его. Вода, сильной струей бьющая в эмаль чугунного моего ложа была свидетельством безграничного океана, в величии своем покрывающего почти всю отвратительность нашего смешного в самомнении пристанище. Нашего единственного в своей крошечности пристанища. Воистину неизмеримо ценного для нас сосуда многих быстро проходящих жизней. 
Велик соблазн взять ее в союзники и довольстоваться ею, велик. Но даже вода, великая и непостижимая, согласно первым и последующим фотографиям со спутников, не покрывает все.
Зеркало, загадка мира, зеркало, висевшее в ванной, даже запотев ничуть не постарело, подумалось мне тогда. И тут же нахлынуло на меня всей тяжестью сознание, непроходимо заботившееся о нагрузке всей биохимии миллионов клеток мозга. И пошел, дымясь, процесс. И дым его заслонил надолго и журчание воды и зрительные образы и ощущения кожи…

Как жить? Главным  вопросом встало. И сразу – как жил? - обвинителем всколыхнулось. И тут же разбилось на калейдоскоп, в котором было и : Что счастье? И что жизнь? И зачем она мне мытарю? И всякому другому такому же как я и вовсе на меня не похожему?
Бывало у вас?- Ответьте просто, не делая заумное лицо… То то же!
И разбилось мое сознание на части. И стали жить они отдельно друг от друга. И превратились в разные системы, в борьбе за овладение мной одним живущие в единственно мне.
-Вставить зубы, найти работу, позвонить всем, позвонить всем! Всем, кому надо позвонить – думала одна часть. 
-Кому? Зачем? – отвечала ей вторая.
-Жениться, народить детей – рвалась первая. 
-Дети, должны рождаться в любви, а не по расчету, пусть даже такому невинному – разумно возражалось на то.
-Старость, старость когда-либо придет безысходно – нечестно аргументировало псевдорациональное. 
-Страх –это всего лишь животный страх – возмущалось где-то, переходя в наступление. -И нет этому страху ни одного оправдания. Ибо все равно лишь тебе будет больно. И миллиарды уже жили и умирали тихо, а единицы, делавшие это громко ничего не изменили в своей судьбе. 
Равно и тех и других забирал с горячей земли Азраил, а кого не он – хватала с холодного северного камня валкирия, или сажал в лодку молчаливый старик! Да мало ли их, ждущих нас аки голодные желудки маминых шанишков..
-Но ведь можно как –то вырваться из этого всего! 
-Стать бодхисатвой! – кривлялось второе ответом и хохотало…
Сансара! Сансара! – накатывалось колесом и давило, давило, давило, трещало костями.
Устал я всех битв. И сон, друзья мои, сон, коим владеет каждый как пустяшным довеском, не замечая, доказал  свою цену. Воспоем же ему! Воспоем же ему, тихому труженнику. Восхвалим же его надежное прибежище и пожелаем никогда не понять его природы и цели его путей, поелику не пожелаем зла себе!
 

Теплым встретил меня сон. Завлек, слоями погружая, в забытье. Глубже и глубже тащил он меня, не давая задержаться нигде, поскольку не существовало ничего там и не существует ничего. Как нет углов в пламени костра,  как нет прямых линий в рисунке волны, сжирающей раз за разом берег, так и во сне нет никакого порядка. Немцы, восклицающие раз за разом : “Орднунг, Орднунг!” - смеюсь я над вами!
Структуру, схему ищите вы в человеке.  И умираете,умираете, так и не найдя. Оставляя после себя толпы учеников с воспаленными глазами и груды распластованных мозгов пациентов. Злые сны снятся вам – вот оно что. Вот и беситесь Вы на ортопедических матрацах, ворочаясь с боку на бок.
Не то я, за спасением ныряющий. С разбегу втыкающий  в волны тело по самые пятки и бесстрашно дальше. 
Вот и оно, давящее спокойствие. Взгляд со стороны на самое себя. Где-то там, остается кривляниями тело, гримасами живущее. А ты, ты здесь – сам в себе и сам с собой, наблюдатель. Все вокруг, а ты глаза и оценка. К тебе все стремится и от тебя уходит получив меру и место. Прочь, рванина жгущих  мыслей! Подвинься время! Я плыву сквозь тебя…